Скорому выходу Балканского венца - 3 посвящается...

[vyk]

Рецензия на сборник от Нины Ищенко

БАЛКАНСКИЙ КАЛЕЙДОСКОП КУЛЬТУР

Сборник фантастики «Балканский венец», который вы читаете сейчас, является уже третьим в серии. Первый сборник 2012 года был создан одним автором, Вуком Задунайским, и посвящен исключительно Балканам. Во втором «Балканском венце» в 2020 году участвовали также Александр и Людмила Белаши, и география его расширилась. Третья книга представляет собой настоящую сокровищницу славянской магии, вписанную разными авторами как в балканский, так и в европейский контекст.
Чтобы не быть голословной, расскажу читателю, где и когда происходят события в произведениях книги, и какая магическая сила действует в сюжете. Следуя за Михаилом Бахтиным, пространство и время действия истории я буду называть словом «хронотоп», а о магии и сюжете скажу чуть более подробно. Здесь не будет предвосхищения событий. Что и как делают герои, читатель узнает только от авторов, а я лишь намечу в общих чертах ту территорию смыслов, в которой они действуют. Итак, начнем.


Вхождение в балканский миф: Венгрия и Крит

Сборник открывается двумя произведениями Натальи Ипатовой «Путешествие в поисках чудес» и «Атланты и миротворцы». Повести связаны общими героями. В них действуют французский путешественник Тревис Багатель (стилем поведения и отношением к науке напоминающий самого известного французского путешественника Франсуа-Мари Паганеля) и английский путешественник Маркус Меркатор.
Действие разворачивается в конце XIX века на Балканах и на Крите. Обе повести принадлежат к приключенческо-авантюрному жанру, столь любимому Жюль Верном, и представляют собой, как и романы великого француза, занимательную историю и географию, но с магической подоплекой. Магическая составляющая обеспечивается памятью места – остатками древних культур, существовавших в течение тысячелетий и не исчезнувших до сих пор. В повестях Ипатовой балканские виллисы, вампиры и русалки живут среди людей, критский минотавр заходит в кабачок выпить вина, герои сражаются и с турками, и с драконами, а европейские консульства стоят не в городах, а прямо в мифах.
Еще один элемент волшебства в повести обеспечивается постмодернистской идеей слома четвертой стены между зрителем и персонажем: персонаж оживает, выходит из картины и принимает активное участие в сюжете. Этот новейший прием вовлечения читателя в текст органично вписывается в балканские чудеса, создавая еще одного героя, современного, но способного жить в мифе.

Магия на берегу Адриатики

Повесть Александра и Людмилы Белашей «Пастырь теней» переносит читателя в Адриатику после окончания Второй мировой войны. Эта малоизвестная российскому читателю земля пережила три оккупации – сначала итальянцами и немцами, а после войны – американцами. Древняя земля сохраняет себя, сохраняя живыми древние силы, создавшие ее тысячи лет назад. Мир, тесно связанный с Италией, содержит и славянскую магию.
Пастырь теней – это человек, способный общаться с мертвыми, при этом и сам пастырь, и его подопечные вписаны в общество, местные жители знают, как с ними взаимодействовать, а мертвые помогают живым защитить свою землю тогда, когда надежды на земную помощь не осталось. Обедневший аристократ и бывшая партизанка, дух дерева и итальянский священник – все способны работать вместе и создать непреодолимую цепь событий для сохранения края.
В этой повести подчеркивается роль церкви в нормализации социальной жизни, в сохранении живого чувства при взаимодействии как людей между собой, так и людей с тенями. Авторам удалось создать волшебный мир, в котором магическая жизнь христианизируется, сохраняя всё многообразие красок и живых отношений. Все живущие на берегу Адриатики, невзирая на их происхождение и магический статус, включаются в единую систему, скрепленную любовью к Родине и свободе. Это и есть настоящая христианизация – действенная любовь к ближнему через любовь к родному краю.

Соединение миров над южным морем:
реальное Бари и придуманная Морея

Одним из самых целостных и сильных произведений сборника является повесть Всеволода Мартыненко «Небо пылает над Бари». Действие разворачивается в Адриатике в период Второй мировой войны. Автор описывает летчиков антигитлеровской коалиции, базирующихся на берегу Адриатического моря и противостоящих немецкой и итальянской авиации. Мартыненко создал магический мир, в котором красная звезда – действенный религиозный символ, наряду с крестом и полумесяцем, а политруки по самосознанию и функциям являются священниками, проповедующими материалистическую религию и использующими краснозвездную магию.
Эта альтернативно-магическая Адриатика включает в себя и Морею Людмилы и Александра Белашей, вымышленный остров в Адриатическом море, где живут летающие девы виллисы и скрываются от вражеской авиации отважные летчики (из повести «Призрак над волнами»). Хронотоп повести Белашей близок тому, что разрабатывает Мартыненко: это тоже неизвестные страницы войны в Адриатике и вместе с тем – обширное пространство действия как итальянского воздушного флота, так и балканской магии.

Балканская магия в шекспировской Иллирии

Совершенно неожиданную трактовку шекспировской пьесы дает Наталья Резанова в повести «Призрак двенадцатой ночи». Оттолкнувшись от места действия шекспировского сюжета – Иллирия, то есть Балканы, автор привлекает персонажей балканской мифологии и полностью переписывает сюжет. История близнецов Себастьяна и Виолы рассказана шутом Фесте, что само по себе смещает акценты и выдвигает на первый план закулисные интриги, экономические интересы и политические цели персонажей. Прибрежное положение Иллирии, большая роль морского порта и морской торговли, контакты/конфликты с Венецией – всё это разнообразие существует в краю, где живут персонажи славянской мифологии, выходящие в мир живых и набирающие силу в Двенадцатую ночь после Ивана Купала, мифический антипод зимней Двенадцатой ночи, о которой повествует пьеса Шекспира. Соответственно, зеркалятся и меняются характеристики всех персонажей, и приводит их автор к совершенно неожиданному финалу.

Черногория сквозь столетия: какое бывает бессмертие?

В Черногории середины XIX века разворачивается сюжет повести Елены Адинцовой и Виктории Семибратской «Иллирийские свитки». Хронотоп повести двойной, действие продолжается в Москве и тоже в Черногории, но в наши дни. В мире повести существуют магические артефакты, дарящие бессмертие. Вокруг поиска этих артефактов сквозь время в балканской глубинке и строится сюжет. Повесть производит впечатление части большого цикла, поскольку многие вопросы, поставленные авторами перед читателем, остались без ответа: откуда взялся артефакт, кто еще за ним охотится, чем закончилось противостояние? История требует продолжения, и в данном виде является только завязкой.

Господарь Влад в Валахии и Венгрии

Проблема взаимоотношения автора, персонажа и читателя/зрителя, поднятая в текстах Натальи Ипатовой, открывающих сборник, снова возникает в повести «Драконова книга» Инны Девятьяровой. Повесть посвящена истории валашского господаря Влада Дракулы, в названии обыгрывается буквальное значение его имени Дракул/Дракон. История рассказана женой Влада, мадьярской королевной Илоной. Читатель погружается в мир политики, войн и интриг между разными балканскими государствами XV века, пытающимися противостоять грозной Османской империи после падения Константинополя. Балканская магия действует и здесь: в повести есть предсказания будущего, магические предметы, человек-ключ, волшебное зеркало. Конфликт Влада и его брата Раду, перешедшего на сторону турок, тоже осмысляется в магическом ключе: брат господаря на самом деле мертвец, этим объясняется его неуязвимость в бою.
История Влада не просто рассказана Илоной, она записана Илоной в книгу, написание и сохранение этой книги становится делом жизни вдовы после гибели Влада, ее пером движет желание донести правду до потомков. Так мы, читатели, включаемся в текст, поскольку именно о нас в XV веке думает и пишет героиня повести.

Рационалист в Румынии: танец мира фей

Небольшой рассказ Михаила Афонина «Nebun» описывает румынскую магию, прорывающуюся сквозь века в памяти крови. В результате наш современник оказывается на грани человеческого мира и мира фей. Связать два мира может волшебный танец кэлуш, а спасает от конфликта за очередной магический артефакт слово «Nebun», исключающее человека из борьбы группировок.
В этой истории человек, брошенный между двумя мирами благодаря памяти крови, оказывается совершенно беззащитен перед магическим миром. Научное рационалистическое мировоззрение врача не спасает при столкновении с магией и не дает никаких правил взаимодействия с волшебным миром. Естественная «научная» реакция – всё отрицать, но если отрицать волшебство невозможно, человек вынужден ему полностью подчиниться, никаких духовных преград для этого наука не создает. Современная рациональность всё чаще оказывается несостоятельной в окружающем нас мире, сохранившем культурную память и властно влияющем на реальность, что и показано в рассказе.

Рационализация балканской магии:
как человека превратить в демона

Рассказ Натальи Резановой «Ночь Гарпалики» имеет самый древний хронотоп в сборнике – действие происходит на Балканах еще до Троянской войны. Никакой стилизации языка под архаичный стиль в повести нет, персонажи мыслят и действуют вполне современно. Поэтому, несмотря на устрашающий сюжет, воспринимается он осовременено, как могущий произойти в наши дни.
Рассказ – яркая иллюстрации просвещенческой идеи о том, что любая религия основана на страхе. В рассказе помимо страха перед неупокоенным духом присутствует еще и магия, то есть страх людей обоснован, и новый культ – это средство спасения от созданного людьми чудовища, нормализация ужаса, когда вместо хаотичных убийств достаточно всего нескольких человеческих жертв в год на специально построенном алтаре. Религия оказывается детищем рациональности, хоть и действующей в магическом мире.

Фракия в двух мирах: кому нужно равновесие?

Дуальная картина мира лежит основе рассказа Валерия Цуркана «Равновесие мира». Главный герой, член тайного общества, болгарский, то есть фракийский, музыкант, живет и в нашем мире, и в его магическом двойнике. В рассказе развивается популярная среди фантастов идея о том, что добро и зло равно хороши и равно плохи, а потому целью всех тайных обществ должно быть равновесие между ними. Эта идея восходит к философам Просвещения, видевших корень всех бед в религиозном фанатизме, который нарушает равновесие в обществе и должен быть искоренен любой ценой. В мире Цуркана показано тайное общество, далекое от религиозного фанатизма в представлении философов Просвещения, и заботящееся изо всех сил о равновесии мира, как исторические тайные общества, созданные в те времена в нашей реальности. Истинное зло в этом мире – это нарушение равновесия. В результате возникает очередная вариация дуальной картины мира, только добро в этом мире не имеет морального аспекта и выражается просто в равновесии.

Балканы выходят из своих границ:
лужицкие сербы в Германии

В рассказе Виталия Винтера «Красная башня» показана борьба гуситов с немцами во Франконии и Тюрингии в XV веке. Наряду с немцами и чехами в рассказе действуют лужицкие сербы, самый малый славянский народ, проживающий в федеральных землях Саксония и Бранденбург на юго-востоке ФРГ. Лужицкие сербы – прямые потомки автохтонного славянского населения, занимавшего в раннее средневековье значительную часть территории современной восточной и центральной Германии. Так славянский мир выходит за свои нынешние границы и вторгается в центральную Европу. Это вторжение сопровождается проявлением темной стороны силы, славянской магией оборотничества. Магия используется для победы в очередной схватке гуситской войны, а цитаты из Евангелия выступают как магические заклинания. Славянство захлестывает немецкие земли как язычество, побеждающее языческую же темную силу, дающую власть немцам.

Славянская и христианская магия над рекой Заале

Рассказ «Потерянная глава» также написан о лужицких сербах. Действие разворачивается еще до крещения саксов, в восьмом веке, в бассейне реки Заале, где тогда жили славяне. Ход истории вытеснил славян и их обычаи на Балканы, но рассказ Натальи Резановой позволяет заглянуть в прошлое. Это прошлое наполняют танцы виллис в Велесову ночь, любовная магия и чудесные исцеления. Стилизация под архаичный язык в тексте присутствует, и читатель получает возможность увидеть славянскую магию со стороны, глазами христианских хронистов западной Европы. Так этот маленький рассказ позволяет увидеть в миниатюре основной узел конфликта, потрясающего Европу и много столетий спустя. А читатель может просто узнать в нем оригинальную трактовку любимого многими классического балета «Жизель».

Вена – Сербия: движение против хода времени

В повести Вука Задунайского «Гаврило и черт» так же, как в «Иллирийских свитках», используется двойной хронотоп: это камера Гаврилы Принципа в Терезиенштадте накануне его смерти от туберкулеза в 1918 году и Вена наших дней. Гаврила Принцип, чей выстрел в Сараево положил начало Первой мировой войне, будучи в тюрьме, написал стихи – своеобразный синопсис повести:
«Наши тени будут бродить по Вене, по дворам слоняться, пугать господ».
Вук Задунайский разворачивает этот синопсис в полноценный сюжет. Двойной хронотоп позволяет соединить историческую реконструкцию событий 1914 года и сатиру на современную ситуацию в Европе. Объединяют оба хронотопа фигуры главных героев, и если Гаврила, глядя на Вену наших дней, критикует увиденное, то черт смотрится в современном европейском мегаполисе совершенно органично. Идейные корни современной европейской идеологии потребления и мультикультурности показаны очень хорошо, так же убедительно превращение толерантости в тоталитаризм, а комфорта в его противоположность
Особого внимания заслуживает историческая часть повести, история рокового выстрела в Сараево. Поскольку Гаврила в 1918 году может только вспоминать, что он делал четыре года назад, а черт-контрамот живет из будущего в прошлое, то Сараево 1914 года им непосредственно недоступно. Для выяснения правды оба персонажа могут только рассуждать и реконструировать, и в этом они уравниваются с читателем, поскольку у читателя тоже нет иного выхода. Реконструкция, как всегда у Вука Задунайского, опирается на реальные факты и заставляет переосмыслить причины и поводы Великой войны, как это делают герои повести.
Так, вовлечение читателя в текст, начатое Натальей Ипатовой, завершается в последней повести сборника.

Место, время и магия Балкан

Итак, «Балканский венец» приглашает читателя в разные страны и времена. Здесь есть Венгрия, Греция, острова Адриатики, Италия, Иллирия, Черногория, Валахия, Трансильвания, Румыния, Болгария, поселения лужицких сербов в Германии, Сербия и Вена. И, конечно же, Россия. Географически славянское море выплескивается из своих границ и заливает центральную Европу. Хронологически повести сборника охватывают огромное пространство развития классических культур античности и Балкан вплоть до наших дней: тут есть и троянская древность, и век падения Константинополя, и время Жюль Верна, и пылающий двадцатый век, поскольку обе мировые войны в фокусе внимания авторов.
Наряду с балканскими мифами авторы используют самые современные приемы литературы постмодерна для вовлечения читателя в текст: это и нелинейный сюжет, и слом четвертой стены, и разные способы отождествления читателя с персонажем.
Во всем этом грандиозном пространстве читатель попадает в вихрь культур разных народов, людей и мифических персонажей, живых и мертвых, мир магии и волшебства. Часто взаимодействие вызывает кровавые конфликты, и мировые войны на этом фоне выглядят хоть и ярко, но принципиально не отличаются от сложной жизни, веками текущей на Балканах.
Взаимодействие миров в повестях и рассказах сборника, как правило, регулируется языческим правом сильного. Заметны и попытки рационализировать силу, ввести в действие тайные общества, ищущие или охраняющие магические артефакты. Смысл деятельности этих обществ также определяется языческими представлениями о многообразии мира, где каждый имеет то, что в силах защитить от врагов. Интересно, что разные произведения сборника от разных авторов составляют единый гипертекст, где один сюжет плавно перетекает в другой, а один и тот же исторический деятель оказывается многомерным литературным персонажем. Идейное усложнение содержания, отход от изображения приключения ради приключения, углубляет видение, придает историям неожиданный ракурс и заставляет читателя снова попытаться понять, где находятся ключи от мира и как ими открыть волшебную дверь, за которой лежит бескрайний балканский космос.


Нина Ищенко,
философ, культуролог, литературный критик
Луганск, ЛНР