- Вот твердишь ты, мол, беспримерная храбрость защитников… Да, пожалуй, что и была она, как же без нее-то? Но было и иное… Слыхал ли ты про черту засечную, княже?
- Да кто ж про нее не слыхал! Засеку испокон веков делали, чтоб защищать Москву от татарвы и прочих охочих прийти на Русь с мечом в руках. Царь Иван подновил ее на славу. Только нынче что-то не ахти как и помогла она нам.
- Ты погоди, княже, вперед забегать. Царь Иван знал, что делал. Засека – это токмо видимая часть рубежей оборонных. А есть и то, что не видимо глазу и не ведомо никому, окромя тех, кто посвящен. Так слушай же. Узнал я про то от предшественника моего в Сергиевой обители, а нынче поверяю тебе, ибо подошли все сроки.
Во времена стародавние то было, когда Москва только-только отстраивалась опосля Дюденевой рати. Город сожжен был дотла татарвой, а народ – кто убит, а кто в полон сведен. И пришли к строящимся стенам Кремля странники от самого Бел-моря. Уж не спрашивай меня, кто такие они были, ибо сказать тебе про то не могу. Ходили они по святым местам земли русской, и милостиво открывались пред ними все врата и двери. Ведали мудрые старцы наперед, что многие неисчислимые рати вражьи будут стоять у границ Руси и надобно защитить от них земли русские да укрепить порубежье. И принесли они с собой с Бел-моря осколок Алатырь-камня. А и надобно сказать тебе, что камень тот в основе мира лежит, на острове Ирие небесном: когда сдвигается он хоть на пядь - то и мир весь сдвигается, отчего повсюду трясение почвы начинается, да такое сильное, что рушатся горы и раскалывается мать сыра-земля под ногами. Из Алатырь-камня всё начинается и в него всё возвращается. Могучая сила сокрыта по воле Господней в камне том. И не может тот горюч камень никто познать, токмо верить в него. Нет на свете более могучего оберега от дурного слова и глаза, от отравы, от стрелы разящей да от сабли вострой, от мора и других злых бед. Но случается порой, что от камня того откалывается будто сам собой кусок, да выносится Бел-морем на берег. И похож он по виду на янтарь, камень солнечный, токмо алого цвета. Вот этот-то кусок и принесли старцы на Русь. А после девять старцев разбили камень на девять частей, и каждый взял себе по осколку. Начертали они на земле круг о восьми углах, да с девятым посредине. И в каждом из углов да по центру круга того запрятали по камню, и на каждом из камней поставили потом люди по крепости по наущению старцев тех. И то стала первая граница Московии. Схоронены эти девять осколков в стенах девяти крепостей, что прозвали потом девятиугольем. Смотри, княже!
Вскочил архимандрит с кресел своих, будто юноша молодой, резво подошел к кандилу, что стоял посередь придела, и начал большими шагами обходить его кругом – точно как водит молодых поп на свадьбе вокруг аналоя.
- И когда надвигаются враги на Русь, – продолжил он, - встают крепью неодолимой Можаеск, - ступил Иоасаф ногой на плиту каменную на полу и начал обходить кандило по кругу, причем на каждый город было сделано еще по большому шагу, - да с ним вместе Звенигород да Клин, Дмитров да Троице-Сергиева обитель, Коломна да Серпухов, Боровск да Верея. А девятым углом, - взялся архимандрит за ногу кандила, – сама Москва! Можешь ты, княже, не верить мне. Но нам Алатырь-камень подсобил очень, когда в осаде в Лавре сидели. Вспомни все эти крепи, что я назвал, бывал ты во многих, знаю. Это всё центры изначалья. А теперь проведи в уме своем между ними всеми линии незримые, - и прошелся вновь Иоасаф вокруг кандила, – вот то и будет девятиуголье, его еще Чертой прозвали. О девяти углах крепь Московская испокон веков держалась. Не будь этой крепи, может, и у Руси сложилась бы иная судьба. А теперь она вновь решается, и снова в дело вступает Черта.
Замолчал архимандрит. И словно весь мир замолчал следом за ним. Будто ангел пролетел под сводами. Но вернулся святой отец к креслам своим, привычно погладил бороду, сел и продолжил:
- Но есть то, что надобно еще знать тебе. Крепь изначалья не спасет тебя от смерти лютой, от холода и голода, не поможет избежать встречи с врагом твоим. Но, ежели рука твоя верна будет, а дух – тверд, то придаст тебе Черта такие силы, что ты не сдвинешься с места, сколько бы врагов ни шло супротив тебя. Ты один сможешь отражать натиск сотен и тысяч врагов, будто ты и не человек вотще, а сам архистратиг Михаил, в честь коего нарекли тебя, и явился ты сюда затем, дабы покарать грешников да нечестивцев – такова будет твоя сила. Та крепость, что защищаешь ты, может и пасть, да что крепость – сама Москва пасть может! Но это не так уж и важно, верь мне. Ежели останется у защитников желание положить душу свою за други своя да оборонять святыни свои, хотя бы ценою жизни – отброшен будет враг будто тетивой невидимой: чем глубже зашел – тем дальше улетит. А ежели вдруг кровь праведная прольется на Алатырь-камень – то врага того и вовсе не станет, как и не было, на много-много лет. И такая сила в том камне, что град, на нем стоящий, не может погибнуть. Вражьи набеги, мор черный, пожары, наводнения да трясения земли, что превращают города в руины, бессильны будут супротив него. Даже ежели порушены окажутся все стены и дома, не уничтожен будет град: коль сохранится крепь изначалья, снова возродится, Фениксу подобно. Но не должны враги прознать, где сокрыт тот камень солнечный, алого цвета, да завладеть им. Посему тайну сию хранят бережно посвященные и абы кому не доверяют ее. Но теперь пришло время и я отдаю ее тебе.
(с) Вук, "Черта"
Заодно выяснилось, почему камень "горюч" - из него можно искры высекать металлом.