Вук, просто Вук
Забегался совсем и чуть не забыл. А между тем, не следует.
В честь этого события и я кое что написал:
- Идут немчура с чудью всякой, ходко идут, все в железе, лыцари, тудыть их. Ну и попы ихние при них. А ведет их Фонельфен какой-то, уж не знаю, кто таков. Поутру тут будут. Так что к князю надобно мне срочно, - говорил одетый в кожух из овчины и беличью шапку разведчик.
- Так-таки и срочно, - ответствовал ему на то совсем молодой еще парень, кожух которого распахнулся, показав кольчужную рубаху на груди.
То был Савва, токмо не отрок уже, а воин молодой, взятый в дружину и ходивший ажно за самим князем. Поднялся он не родом своим, не златом и серебром, а храбростью, деловитостью да верностью. Делом слово доказывал и службу княжескую нес не спустя рукава, а на совесть.
- Князю надобно всё сказать, он, поди, и не ведает, что эти кафолики замыслили.
- А ты, Сбыслав, откудова знаешь, чего там князь ведает аль не ведает?
- А ты чего к нему не пущаешь?
- Отдыхает князь. Тревожить его не след. Но ты не боись, я передам ему всё. И про лыцарей, и другое. Он-то их тут, болезных, давно уже ожидает.
- А может, тогось? Пустишь к князю-то? А то ходко идет немчура, выстроились, как рыло свиное. Лыцари железо на брюхо нацепили, а на головах у них – у кого ведро, а у кого – рога бычачьи. Такая страхолюда!
- Ну, ты ж и настырный, Сбыслав! – ответствовал Савва на то. - Уймись уже. Сказано тебе – отдыхает князь. Потревожим его нынче – так мне от Ратмира потом влетит, а то и от самого. И не проси.
- Нууу…
- Я тебе молвлю, только ты не нукай больше. Это может лыцари какие пива перед битвой налакаются да валяются потом брюхом кверху. Или дрыхнут под кустом. Не таков наш князь.
Говорил про князя Савва, и сразу было видать – любит он того, как отца родного, и живота не пожалеет ради него.
- Перед битвой он так поступает. Ежели близко враги, и сеча уже - вот она, того гляди грянет, идет он на берег, садится, да сидит там сколько-то, думает, на воду глядит. А ежели врага только к утру ждать, то идет наш князь в баню.
- Да брешешь ты всё!
- Сам ты брешешь! На битву князь всегда чистым выходит. Нешто на такое можно нечистым явиться? Вот и нонче срубили ему баньку у самого Вороньего камня, во льду полынью проделали, всё чин чинарем. Токмо не терпит князь, когда тревожат его, и лучше уж терпение княжье не испытывать.
- А вдруг не ведает он...
- Да всё князь ведает. И всегда всё ведал заранее - и когда свеев громил в устье Ижоры, и когда Копорскую крепь на меч брал. И тут, на Узене, всё узнает, когда надо. Так что не бурчи, Сбыслав. Как напарится князь, так я ему тотчас и поведаю – и про лыцарей, и про вёдра, и про рыло свиное. Всё скажу, ничего не утаю. А нонеча, - улыбнулся Савва, сам даже не ведая, чему, - пусть отдохнет. Ежли князь к битве не готов, то и у дружины головы полетят.
Закатилось весеннее солнце в холмы заснеженные на том, вражьем берегу. Осветило своим ласковым, предвечерним светом белые льды озерные, засверкало на них адамантами да жемчугами. Краса невиданная явлена была им свыше пред битвою. Только ведом ли был кому-нибудь исход ее? Тянулись, тянулись под землей норы, заполненные черной водой. Льдом сковывала она тело и душу, не давая вздохнуть. Глубока была черная вода, накрепко хранила она тайны свои, не посвящая в них чужаков.
(с) Вук Задунайский, "Чудовище с озера Бросно", сборник "Что скрывает Глухомань?"
В честь этого события и я кое что написал:
- Идут немчура с чудью всякой, ходко идут, все в железе, лыцари, тудыть их. Ну и попы ихние при них. А ведет их Фонельфен какой-то, уж не знаю, кто таков. Поутру тут будут. Так что к князю надобно мне срочно, - говорил одетый в кожух из овчины и беличью шапку разведчик.
- Так-таки и срочно, - ответствовал ему на то совсем молодой еще парень, кожух которого распахнулся, показав кольчужную рубаху на груди.
То был Савва, токмо не отрок уже, а воин молодой, взятый в дружину и ходивший ажно за самим князем. Поднялся он не родом своим, не златом и серебром, а храбростью, деловитостью да верностью. Делом слово доказывал и службу княжескую нес не спустя рукава, а на совесть.
- Князю надобно всё сказать, он, поди, и не ведает, что эти кафолики замыслили.
- А ты, Сбыслав, откудова знаешь, чего там князь ведает аль не ведает?
- А ты чего к нему не пущаешь?
- Отдыхает князь. Тревожить его не след. Но ты не боись, я передам ему всё. И про лыцарей, и другое. Он-то их тут, болезных, давно уже ожидает.
- А может, тогось? Пустишь к князю-то? А то ходко идет немчура, выстроились, как рыло свиное. Лыцари железо на брюхо нацепили, а на головах у них – у кого ведро, а у кого – рога бычачьи. Такая страхолюда!
- Ну, ты ж и настырный, Сбыслав! – ответствовал Савва на то. - Уймись уже. Сказано тебе – отдыхает князь. Потревожим его нынче – так мне от Ратмира потом влетит, а то и от самого. И не проси.
- Нууу…
- Я тебе молвлю, только ты не нукай больше. Это может лыцари какие пива перед битвой налакаются да валяются потом брюхом кверху. Или дрыхнут под кустом. Не таков наш князь.
Говорил про князя Савва, и сразу было видать – любит он того, как отца родного, и живота не пожалеет ради него.
- Перед битвой он так поступает. Ежели близко враги, и сеча уже - вот она, того гляди грянет, идет он на берег, садится, да сидит там сколько-то, думает, на воду глядит. А ежели врага только к утру ждать, то идет наш князь в баню.
- Да брешешь ты всё!
- Сам ты брешешь! На битву князь всегда чистым выходит. Нешто на такое можно нечистым явиться? Вот и нонче срубили ему баньку у самого Вороньего камня, во льду полынью проделали, всё чин чинарем. Токмо не терпит князь, когда тревожат его, и лучше уж терпение княжье не испытывать.
- А вдруг не ведает он...
- Да всё князь ведает. И всегда всё ведал заранее - и когда свеев громил в устье Ижоры, и когда Копорскую крепь на меч брал. И тут, на Узене, всё узнает, когда надо. Так что не бурчи, Сбыслав. Как напарится князь, так я ему тотчас и поведаю – и про лыцарей, и про вёдра, и про рыло свиное. Всё скажу, ничего не утаю. А нонеча, - улыбнулся Савва, сам даже не ведая, чему, - пусть отдохнет. Ежли князь к битве не готов, то и у дружины головы полетят.
Закатилось весеннее солнце в холмы заснеженные на том, вражьем берегу. Осветило своим ласковым, предвечерним светом белые льды озерные, засверкало на них адамантами да жемчугами. Краса невиданная явлена была им свыше пред битвою. Только ведом ли был кому-нибудь исход ее? Тянулись, тянулись под землей норы, заполненные черной водой. Льдом сковывала она тело и душу, не давая вздохнуть. Глубока была черная вода, накрепко хранила она тайны свои, не посвящая в них чужаков.
(с) Вук Задунайский, "Чудовище с озера Бросно", сборник "Что скрывает Глухомань?"
